Главная Инф. технологии

Публицистика во время вов. Проза периода великой отечественной войны

Образ непобедимой страны Литература Вов начала складываться задолго до её начала. Ощущение надвигающейся « грозы » породило так называемую « оборонную » литературу. Литература была « классовой » в 30- е гг. 20 века. СССР представлялся пропагандой и официальной литературой как оплот социализма, готовый дать мощный отпор капиталистическим государствам.

Мощная пропаганда Песни предвоенных лет демонстрировали мощь государства: Кипучая, могучая, никем непобедимая … И врага мы на вражьей земле победим малой кровью могучим ударом … Кинофильмы показывали, как лихо побеждает Красная армия недалёких и слабых противников (« Если завтра война »). Аналогичны были художественные произведения. Повесть Н. Шпанова « Первый удар » и роман П. Павленко « На Востоке », вышедшие огромными тиражами, рассказывали о славных победах. Это была пропаганда сталинской военно - политической доктрины, которая поставила армию и страну на край гибели.

Пьеса К. Симонова « Парень из нашего города » Написана перед началом Вов. В её основу лег реальный опыт боёв на Халкин - Голе. Позже был поставлен фильм. Название символично: главный герой - простой парень, такой же, как и многие. Он там, где нужны его мужество и поддержка – в Испании и на Халкин - Голе. Пьеса была необходима тем, кто защищал страну от врага. Она не забегала вперёд, не рассказывала о грядущей победе, но вселяла уверенность в ней. В финале пьесы зритель расстаётся с героем перед боем, исход которого ясен – нельзя не победить, т. к. защищаешь любимых, родных, Родину.

Пьеса Е. Шварца « Дракон » Написана в 1943 г., встречена зрителями с восторгом, но была запрещена и увидела свет лишь в 1962 г., после смерти автора. « Дракон » – это сказка. Автор вкладывает в фольклорные сюжеты новый смысл. Герой пьесы Шварца – благородный рыцарь Лонцелот, защитник справедливости и добра. Шварца интересует логика истории, он исследует вопросы о том, на чём держится власть тиранов, насколько она прочна и как от неё освободиться. Дракон стал всесильным, т. к. никто не оказывал ему сопротивления, народ смирился со своей участью и не хочет ничего менять в своей жизни. Души людей поражены страхом, отравлены равнодушием. И хотя Лонцелот убивает с схватке Дракона, он не освобождает людей от страха и зависимости, их души всё равно принадлежат Дракону. Победа над Драконом только начало: « Работа предстоит мелкая. Хуже вышивания. В каждом из них придётся убить Дракона.» Подвиг – в ежедневной нудной работе, которая не выглядит геройством, а скорее встречает непонимание и сопротивление.

Особенности литературы Ведущей темой прозы стала защита Отечества. Тема и условия военного времени определяли и жанровые особенности. Одна из ведущих ролей принадлежала публицистике. Это оперативный, актуальный, эмоциональный жанр. Небольшая форма публицистических произведений позволяла печатать их в газетах, т. е. читать их мог каждый боец, каждый человек. Популярными были очерки Эренбурга, Толстого, Шолохова, Симоновна, Гроссмана и др., видевших войну своими глазами. Героями таких произведений были не полководцы, а простые люди, такие же, как и читатели газеты.

Большое место принадлежало жанру рассказа. Рассказы писали Симонов, Шолохов, Соболев, Тихонов. Характерна была циклизация рассказов (и не только рассказов), объединенных общим героем, темой, образом повествователя. А. Толстым написан цикл « Рассказы Ивана Сударева » (1942). От имени героя - рассказчика проводится одна и та же мысль « Ничего, мы сдюжим!», « Ничего … Мы люди русские ».

« Рассказы Ивана Сударева » - это рассказы о человеке на войне, о стойкости и не показной храбрости, о преемственности и уважении к прошлому. Завершающий рассказ имеет многозначительное название – « Русский характер ». Его герой Дремов, помнит наказ отца: « Русским названием - гордись ». Это простой человек простой, тихий, обыкновенный, он не любит говорить про подвиги на войне, но он настоящий герой. Толстой рисует похожим его на былинного богатыря. В горящем танке у него обгорело лицо, но своего « лица » он не потерял. Толстой пишет о настоящей, а не внешней красоте. О всех героях этих рассказов автор пишет: « Да, вот они, русские характеры! Кажется, прост человек, а продёт суровая беда, в большом или малом, и поднимается в нём великая сила – человеческая красота ».

Роман А. Фадеева « Молодая гвардия » Этот роман о подвиге юношей и девушек Краснодона. Роман проникнут романтическим пафосом. Автор увидел в своих героях молодогвардейцах воплощение идеала добра и красоты. Почти все герои романа имеют прототипы. Олег Кошевой, Ульяна Громова, Сергей Тюленин и Люба Шевцова такие, какими они были при жизни, но в то же время автор заострил идеальные черты характера, наиболее ему близкие. Благодаря этому роман - документ превратился в роман - обобщение. Писатель воспринимает войну как борьбу добра и зла, где герои - молодогвардейцы отличаются и внешней и внутренней красотой, а образы фашистов гротескны: грязный, вонючий палач Фенборг, генерал, похожий на гуся, извивающийся червём предатель Фомин – это « нелюди », это « выродки ». Само фашистское государство сравнивается с механизмом – понятием, враждебным романтикам.

Начинающие поэты – студенты Литературного института имени Горького, ИФЛИ, Московского университета – Михаил Кульчицкий, Павел Коган, Николай Майоров, Всеволод Багрицкий, как будто предчувствуя свою судьбу и судьбу страны, писали о предстоящих жестоких испытаниях, которые неизбежно принесет война, в их стихах – мотив жертвенности.

В апреле 1941 года Павел Коган, молодой талантливый поэт, погибший на войне в 1942, написал: Нам лечь, где лечь, И там не встать, где лечь. И, задохнувшись Интернационалом, Упасть лицом на высохшие травы. И уж не встать, и не попасть в анналы, И даже близким славы не сыскать. Это восемнадцатилетнему Павлу Когану принадлежат знаменитые строки: Я с детства не любил овал! // Я с детства угол рисовал! (1936). Известная всем, ставшая народной песней романтиков Бригантина (Надоело говорить и спорить, // И любить усталые глаза...) – тоже его (1937 год). В этом же 1937 году им написано тревожное стихотворение Звезда.

Молодые поэты ушли на войну, многие из них не вернулись. Остались талантливые стихи, обещания яркой творческой жизни, которая оборвалась на фронте. Уже на третий день войны была создана песня, ставшая символом единства народа в борьбе с врагом, – " Священная война " на стихи Василия Лебедева - Кумача.

Остро чувствовали эту ответственность и писатели: 941 из них ушел на фронт, 417 не вернулись. На фронте они были не только военными корреспондентами, они были рабочими войны: артиллеристами, танкистами, пехотинцами, летчиками, моряками. Умирали от голода в блокадном Ленинграде, от ран – в военных госпиталях. Поэзия обращалась к душе каждого человека, передавала его мысли, чувства, переживания, страдания, вселяла веру и надежду. Поэзия не боялась правды, даже горькой и жестокой.

В стихотворении Владислава Занадворова (1914–1942), геолога и поэта, погибшего под Сталинградом, – неприкрашенная война: Ты не знаешь, мой сын, что такое война! Это вовсе не дымное поле сраженья, Это даже не смерть и отвага. Она В каждой капле находит свое выраженье. Это – изо дня в день лишь блиндажный песок Да слепящие вспышки ночного обстрела; Это – боль головная, что ломит висок; Это – юность моя, что в окопах истлела; Это – грязных, разбитых дорог колеи; Бесприютные звезды окопных ночевок; Это – кровью омытые письма мои, Что написаны криво на ложе винтовок; Это – в жизни короткой последний рассвет Над разрытой землей. И лишь как завершенье – Под разрывы снарядов, под вспышки гранат – Беззаветная гибель на поле сраженья. 1942

Поэзия связывала воюющих и оставшихся в тылу. О тех, кто остался дома, о родных мысли фронтовиков. Стихотворению Иосифа Уткина (1903– 1944) предпослан эпиграф из Н. А. Некрасова:... Не жаль ни друга, ни жены, // Мне жаль не самого героя. Из письма Когда я вижу, как убитый Сосед мой падает в бою, Я помню не его обиды, Я помню про его семью. Мне представляется невольно Его обманчивый уют. Он мертв уже. Ему не больно, А их еще... письмом убьют! 1942 Связь с домом, уверенность, что ты защищаешь свою семью, что тебя ждут, давала силы воевать и верить в победу. Популярным было стихотворение К. Симонова Жди меня

Стихотворение звучит как заклинание, как молитва. Такое ощущение создается настойчивым повторением слов жди меня, жди. Константин Симонов (1915–1979) к началу войны был уже признанным поэтом и известным военным корреспондентом, прошел Халхин - Гол. Всю войну работал корреспондентом газеты Красная звезда, переезжал с фронта на фронт, знал войну изнутри. Сильное впечатление произвело на читателей стихотворение 1941 года, посвященное другу Симонова, поэту Алексею Суркову Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины

Стихотворение передает боль, горечь, стыд бойцов, вынужденных отступать. И здесь звучит лейтмотив: Мы вас подождем. Усталые женщины, деревни, деревни, деревни с погостами – родные, оставляемые в беде, родные, которые молятся за в бога не верящих внуков своих. И хотя стихотворение об отступлении, вера в то, что это не навсегда, очень сильна, невозможно оставить на растерзание врагам родную землю. Досада, злость, яростное желание отмщения в стихотворении Симонова Убей!. По прошествии лет мы можем ужаснуться такому постоянно повторяющемуся призыву, но без этой жажды отомстить возможна ли была победа?

Образ России в ее единстве – в лирических стихотворениях, в песнях на стихи Михаила Исаковского: Катюша, написанная еще в 30- е годы и по - новому зазвучавшая в годы войны, До свиданья, города и хаты, Ох, туманы мои, растуманы, В лесу прифронтовом, Огонек Поэт передал всеобщее чувство – желание сберечь родную землю, свое гнездо. Это чувство обыкновенного человека, понятное всем и близкое каждому. Это чувство объединяло разных людей, разных поэтов, независимо от их отношений с властями. Главным было стремление сохранить и охранить Родину. Вспомним стихотворение Анны Ахматовой Мужество, в котором символом родины выступает русская речь, великое русское слово.

У Ольги Бергольц, так же, как у Анны Ахматовой, был свой счет к советской власти, принесшей ей много горя: проработки, исключения, тюрьму. В голодном блокадном Ленинграде Бергольц страшной зимой 1942 года писала свой Февральский дневник: Был день как день. Ко мне пришла подруга, не плача, рассказала, что вчера единственного схоронила друга, и мы молчали с нею до утра. Какие ж я могла найти слова, я тоже ленинградская вдова. Бергольц пишет скупо, короткими предложениями, внешне не выражая бурных эмоций. Именно потому, что так просто написано о страшном, становятся понятными чувства, как будто замерзшие, замершие в душе. Но тот, кто не жил с нами, – не поверит, что в сотни раз почетней и трудней в блокаде, в окруженье палачей не превратиться в оборотня, в зверя... Я никогда героем не была. Не жаждала ни славы, ни награды. Дыша одним дыханьем с Ленинградом, я не геройствовала, а жила.

Война изображается не как подвиг, не как геройство, а как проверка на человечность, просто как жизнь, пусть неимоверно тяжелая. Поэзия военных лет уловила самую суть развернувшейся войны: Бой идет святой и правый, // Смертный бой не ради славы, // Ради жизни на земле (А. Твардовский).

в действующей армии служило свыше тысячи писателей.

два периода: 1)проза военных лет: рассказы, очерки, повести, написанные непосредственно во время военных действий, вернее, в короткие промежутки между наступлениями и отступлениями; 2)послевоенная проза, в которой происходило осмысление многих больных вопросов, как, например, за что русскому народу выпали на долю такие тяжкие испытания? Почему в первые дни и месяцы войны русские оказались в столь беспомощном и унизительном положении? Кто виноват во всех страданиях?

Великая Отечественная война отражена в русской литературе глубоко и всесторонне, во всех своих проявлениях: армия и тыл, партизанское движение и подполье, трагическое начало войны, отдельные битвы, героизм и предательство, величие и драматизм Победы. Авторы военной прозы, как правило, фронтовики, в своих произведениях они опираются на реальные события, на свой собственный фронтовой опыт. В книгах о войне писателей-фронтовиков главной линией проходит солдатская дружба, фронтовое товарищество, тяжесть походной жизни, дезертирство и геройство. В своих произведениях выражают точку зрения, что исход войны решает герой, сознающий себя частицей воюющего народа, несущий свой крест и общую ношу. Для прозы военных лет характерно усиление романтических и лирических элементов, широкое использование декламационных и песенных интонаций, ораторских оборотов, обращение к таким поэтическим средствам, как аллегория, символ, метафора.

Одной из первых книг о войне была повесть В.П. Некрасова "В окопах Сталинграда" , опубликованная сразу же после войны в журнале "Знамя" в 1946 г. Писатели-фронтовики: В.П. Астафьев, В.В. Быков, Б.Л. Васильев, М.А. Шолохов.

Сама военная обстановка, ход сражений требовали немедленного отклика. Зарождалось новое военно-патриотическое творчество. Со страниц книжных изданий литература перемещалась на газетные полосы, в радиопередачи. Новый жанр русской литературы – фронтовые корреспонденции и очерки.

За четыре года войны проза пережила значительную эволюцию. Первоначально война освещалась в очерковом, схематично–беллетризованном варианте. Таковы многочисленные рассказы и повести лета, осени, начала зимы 1942 года. Позже фронтовая действительность постигалась писателями в сложной диалектике героического и повседневного. В годы Великой Отечественной (как и в годы гражданской войны) на первое место вышла героическая, романтическая повесть.
Стремлением раскрыть суровую и горькую правду первых месяцев войны, достижениями в области создания героических характеров отмечены «Русская повесть» (1942) Петра Павленко и повесть Василия Гроссмана «Народ бессмертен. Характерная примета военной прозы 1942 – 1943 годов – появление новелл, циклов рассказов, связанных единством действующих лиц, образом повествователя или лирической сквозной темой. Именно так построены «Рассказы Ивана Сударева» Алексея Толстого, «Морская душа» Л.Соболева, «Март–апрель» В.Кожевникова.
Достижения этих писателей были продолжены и развиты К.Симоновым в повести «Дни и ночи» – первом крупном произведении, посвященном битве на Волге.

Углубление историзма, расширение временных и пространственных горизонтов – несомненная заслуга повести 1943–1944 годов. Одновременно шло и укрупнение характеров.

К концу войны ощутимо тяготение прозы к широкому эпическому осмыслению действительности. Два художника – М.Шолохов и А.Фадеев – особенно чутко улавливают тенденцию литературы. «Они сражались за Родину» Шолохова и «Молодая гвардия» Фадеева отличаются социальной масштабностью, открытием новых путей в трактовке темы войны.

ПУБЛИЦИСТИКА

Крупнейшие мастера слова – А.Толстой, Л.Леонов, М.Шолохов – стали и выдающимися публицистами. Популярностью на фронте и в тылу пользовалось яркое, темпераментное слово И.Эренбурга. Важный вклад в публицистику тех лет внесли А.Фадеев, В.Вишневский, Н.Тихонов.

Публицистика военных лет – качественно иной, по сравнению с предшествующими периодами, этап развития этого боевого и действенного искусства. Глубочайший оптимизм, несокрушимая вера в победу – вот что поддерживало публицистов даже в самые трудные времена. Особую мощь придавало их выступлениям обращение к истории, к национальным истокам патриотизма. Важная особенность публицистики той поры – широкое использование листовки, плаката, карикатуры.

ПАМФЛЕТЫ И СТАТЬИ И. ЭРЕНБУРГА За годы войны опубликовано около 1,5 тыс. статей и памфлетов писателя, составивших четыре объемистых тома под общим названием «Война». Первый том, увидевший свет в 1942 г., открывался циклом памфлетов «Бешеные волки» , в которых с беспощадным сарказмом представлены главари фашистских преступников: Гитлер, Геббельс, Геринг, Гиммлер. В каждом из памфлетов, на основе достоверных биографических сведений, даны убийственные характеристики палачей «с тупыми лицами» и «мутными глазами». В памфлете «Адольф Гитлер» читаем: «В далекие времена увлекался живописью. Таланта не оказалось, как художника забраковали. Возмущенный воскликнул: «Увидите, я стану знаменитым». Оправдал свои слова. Вряд ли найдешь в истории нового времени более знаменитого преступника.

ПАТРИОТИЧЕСКАЯ ПУБЛИЦИСТИКА А.Н. ТОЛСТОГО, в которой широта охвата сочеталась с глубиной мысли, взволнованность и эмоциональность – с высоким художественным мастерством, чувство Родины возобладало в его статьях над всеми другими. Уже в первой своей статье «Что мы защищаем», появившейся в «Правде» 27 июня 1941 г., писатель последовательно проводил мысль о том, что героизм и мужество русского народа складывались исторически и эту «дивную силу исторического сопротивления» еще никому не удавалось одолеть. В полную силу мотив величия нашей страны прозвучал в его статье «Родина», опубликованной 7 ноября 1941 г. одновременно в «Правде» и в «Красной звезде». Пророческие слова писателя «Мы сдюжим!» стали символом борьбы советских воинов.

Неоднократно встречался писатель с участниками боев (напр, Константин Семенович Сударев).

Среди статей и очерков, призывавших к мести гитлеровцам, особое значение имел очерк М.А. Шолохова «Наука ненависти» , появившийся в «Правде» 22 июня 1942 г.

Публицистика военной поры отличалась глубокой лиричностью, беззаветной любовью к родной земле, и это не могло не затронуть читателей.

Одна из основных тем военной публицистики – освободительная миссия Красной Армии. Особенность публицистики Великой Отечественной войны и в том, что традиционным газетным жанрам – статье, корреспонденции, очерку – перо мастера слова придавало качества художественной прозы.

Проблематика и художественное своеобразие поэм А. Ахматовой «Реквием» и «Поэма без героя». Поздняя лирика А. Ахматовой.

Ахматова 1889-1966 «Реквием»

Ахматова начала писать Реквием (1935–1940) осенью 1935, когда почти одновременно были арестованы Н.Пунин и Л.Гумилев,Факты личной биографии в Реквиеме обретали грандиозность библейских сцен, Россия 1930-х уподоблялась Дантову аду, среди жертв террора упоминался Христос; саму себя, «трехсотую с передачей», Ахматова называла «стрелецкой женкой». Реквием занимает особое место в ряду антитоталитарных произведений. Ахматова не прошла лагерь, не арестовывалась, но тридцать лет «прожила под крылом у гибели», в предчувствии скорого ареста и в непрестанном страхе за судьбу сына. В Реквиеме не изображены зверства палачей или «крутой маршрут» арестанта. Реквием – памятник России, в центре цикла – страдание матери, плач по безвинно погибшим, гнетущая атмосфера, воцарившаяся в годы «ежовщины». Ахматова выражала вековое сознание русской женщины – скорбящей, охраняющей, оплакивающей. Обращаясь к потомкам, она завещала установить ей памятник не там, где прошли ее счастливые, творческие годы, а под «красной, ослепшей стеной» Крестов.

В 1938 г. Л.Н. Гумилев снова был арестован, фактически лишь за то, что имел неугодных режиму родителей. Этим годом датированы II и IV из десяти стихотворений основного корпуса цикла-поэмы и первая часть Х стихотворения - "Распятие". Уже в них героиня выступает в трех лицах: больной женщины где-то на "тихом Дону", у которой, однако, судьба самой Ахматовой, "царскосельской веселой грешницы" (это ее прошлое, теперь представляющееся не печальным, а веселым), и, наконец, Матери, которой прямо не названный сын (Сын) сказал: "О, не рыдай Мене..." "Реквием" и автобиографичен, глубоко личностен, и предельно обобщен - как в масштабе всей народной, исторической и надысторической жизни, так и в плане сакральном. Крестообразная форма тюремных корпусов как бы лишний раз мотивировала использование самого высокого для верующего человека символа: еще до "Распятия" белые ночи "О твоем кресте высоком / И о смерти говорят" (стихотворение VI. 1939). Героиня "Реквиема" ищет утешения у смерти ("VII. К смерти", 1939) и поддается безумию ("IX. Уже безумие крылом...", обезумев от муки 1940); великая скорбь, однако, делает ее как бы новой богоматерью, чрезвычайно возвышает и ее. и испытываемое ею горе, оно значительнее и величественнее, чем рыдания или даже "окаменение" других, пусть тоже близких людей.

Магдалина - единственное имя, фигурирующее в "Реквиеме"(«Магдалина билась и рыдала…»).

«Реквием» - одно из первых поэтических произведений, посвящённых жертвам Большого террора 1930-х гг. Это и цикл лирических стихотворений, и единое произведение - поэма эпического масштаба.

Поэма обладает кольцевой структурой. Свое, личное составляет основу центральной части, десяти пронумерованных стихотворений, общее же больше представлено в обширном обрамлении (эпиграф, "Вместо предисловия", "Посвящение", "Вступление", двухчастный "Эпилог"), примерно равном по объему основной части, но именно здесь впервые у Ахматовой появляется державинско-пушкинская тема памятника, который может быть поставлен не многоликой лирической героине раннего творчества, а конкретному человеку с реальной биографией, личное горе которого в то же время символизирует громадное народное горе. Ахматова не только как мать (в "Распятии"), но и как поэт берет на себя роль богородицы - покровительницы страдающих. После пролога следуют четыре первых главы. Это своеобразные голоса матерей из прошлого - времен стрелецкого бунта, ее собственный голос, глава будто из шекспировской трагедии и, наконец, собственный ахматовский голос из 10-х годов. V и VI главы - кульминация поэмы, апофеоз страдания героини. Следующие четыре стиха посвящены теме памяти.

Наряду с торжественным высоким слогом в "Реквиеме" звучит просторечие, народные выражения: дважды упомянуты "черные маруси", женщина, готовая "под кремлевскими башнями выть", "кричит" семнадцать месяцев, при аресте предполагает увидеть "бледного от страха управдома" (советизм) - эта и другая конкретика соответствует не лирическому, а повествовательному, "поэмному" началу.

Поздн лирика.

Впечатления первых дней войны и блокады отразились в стихотворениях Первый дальнобойный в Ленинграде, Птицы смерти в зените стоят …, Nox . В конце сентября 1941 Ахматова была эвакуирована за пределы блокадного кольца. Стихотворение Ахматовой Мужество было напечатано в «Правде» и затем многократно перепечатывалось, став символом сопротивления и бесстрашия. В 1943 Ахматова получила медаль «За оборону Ленинграда».Стихи Ахматовой военного периода лишены картин фронтового героизма, написаны от лица женщины оставшейся в тылу. Сострадание, великая скорбь сочетались в них с призывом к мужеству, гражданской нотой: боль переплавлялась в силу.

В последнее десятилетие жизни Ахматову занимала тема времени – его движения, бега. «Куда девается время?» – вопрос, по-особому звучавший для поэта, пережившего почти всех своих друзей, дореволюционную Россию, Серебряный век. Что войны, что чума? – конец им виден скорый, / Им приговор почти произнесен. / Но кто нас защитит от ужаса, который / Был бегом времени когда-то наречен? – писала Ахматова. Такая философская настроенность не понималась многими ее современниками, сосредоточенными на кровавых событиях недавнего прошлого. Но отнюдь не «старческой примиренностью» навеяны последние стихи Ахматовой – отчетливей проступило то, что было свойственно ее поэзии всегда: тайнознание, вера в приоритет неведомых сил над материальной видимостью мира, открытие небесного в земном.

Позднее творчество Ахматовой – «шествие теней». В цикле Шиповник цветет, Полночных стихах, Венке мертвых Ахматова мысленно вызывает тени друзей – живых и умерших. Слово «тень», часто встречавшееся и в ранней лирике Ахматовой, теперь наполнялось новым смыслом: свобода от земных барьеров, перегородок времени. Свидание с «милыми тенями отдаленного прошлого», так и не встреченным на земле провиденциальным возлюбленным, постижение «тайны тайн» – основные мотивы ее «плодоносный осени».

Начиная с 1946 года, многие стихи Ахматовой посвящены Исайе Берлину – английскому дипломату, филологу и философу, посетившему ее в 1945 в Фонтанном Доме. Беседы с Берлиным стали для Ахматовой выходом в живое интеллектуальное пространство Европы, привели в движение новые творческие силы, она мифологизировала их отношения, связывала с их встречей начало «холодной войны»

7. Драматургия военных лет (на примере одного произведения).

За годы войны было создано свыше трехсот пьес, но не все они увидели свет. Увидели: «Фронт» А.Корнейчука, «Нашествие» Л.Леонова, «Русские люди» К.Симонова,
Темой ряда интересных драматических произведений стали жизнь и героические деяния нашего флота. Среди них психологическая драма А.Крона «Офицер флота» (1944), Б.Лавренева «Песня о черноморцах»(1943).

Видное место в драматургии военного времени заняла тема партизанской борьбы советского народа с фашистскими оккупантами. «Нашествие» и «Лёнушка» Л. Леонова, «Партизаны в степях Украины» А. Корнейчука.

Кроме того, в годы войны создавались пьесы о нашем героическом тыле, напр, «Знатная фамилия» Б. Ромашова.

Также определенных достижений добилась в этот период историческая драма. А.Толстого «Иван Грозный».

Открытая публицистичность, стремительное и динамичное развертывание действия, напряженность драматических ситуаций, насыщенный глубоким волнением и силою чувств диалог - характерные черты драматургии военных лет.

Первые пьесы о Великой Отечественной войне - «Накануне» А. Афиногенова, «В степях Украины» А. Корнейчука и др.- появились через два-три месяца после ее начала.

Пьесы, появившиеся в самом начале войны и созданные еще на волне довоенных настроений, оказались далекими от трагической обстановки первых месяцев тяжелых боев. Переломным этапом в драматургии стал 1942 год.

Наибольших своих успехов советская драматургия военного времени достигла в 1942-1943 гг., когда одна за другой появились пьесы «Русские люди» К. Симонова, «Нашествие» Л. Леонова, «Фронт» А. Корнейчука, «Иван Грозный» А. Толстого.

Драма Л.Леонова «Нашествие» (1943) создавалась в самое трудное время. Небольшой город, где развертываются события пьесы, – символ всенародной борьбы с захватчиками. Значительность авторского замысла в том, что конфликты местного плана осмысливаются им в широком социально–философском ключе. Тема непобедимости советского народа, его неизмеримого морального превосходства над врагом нашла воплощение в форме социально-психологической драмы, включившей в себя элементы сатиры.
Действие пьесы происходит в квартире доктора Таланова. Неожиданно для всех из заключения возвращается сын Таланова Федор. Почти одновременно в город вступают немцы. А вместе с ними появляется бывший владелец дома, в котором живут Талановы, купец Фаюнин, ставший вскоре городским головой.
От сцены к сцене нарастает напряженность действия. Честный русский интеллигент врач Таланов не мыслит своей жизни в стороне от борьбы. Рядом с ним его жена, Анна Павловна, и дочь Ольга. Не стоит вопрос о необходимости борьбы в тылу врага и для председателя горсовета Колесникова: он возглавляет партизанский отряд. Это один – центральный – пласт пьесы. Однако Леонов, мастер глубоких и сложных драматических коллизий, не довольствуется только таким подходом. Углубляя психологическую линию пьесы, он вводит еще одно лицо – сына Талановых.
Судьба Федора оказалась запутанной, непростой. Избалованный в детстве, эгоист, себялюбец. Он возвращается в отчий дом после трехлетнего заключения, где отбывал наказание за покушение на жизнь любимой женщины. Федор угрюм, холоден, насторожен. Его мучит утраченное доверие людей, потому–то Федору неуютно на свете. Умом и сердцем мать и няня поняли, что под шутовской маской Федор спрятал свою боль, тоску одинокого, несчастного человека, но принять его прежнего – не могут. Отказ Колесникова взять Федора в свой отряд еще больше ожесточает сердце молодого Таланова.
Потребовалось время, чтобы этот живший когда–то только для себя человек стал народным мстителем. Схваченный гитлеровцами, Федор выдает себя за командира партизанского отряда, чтобы умереть за него. Психологически убедительно рисует Леонов возвращение Федора к людям. В пьесе последовательно раскрыто, как война, общенародное горе, страдания зажигают в людях ненависть и жажду мщения, готовность отдать свою жизнь ради победы. Именно таким мы видим Федора в финале драмы.
Для Леонова закономерен интерес не просто к герою, но к человеческому характеру во всей сложности и противоречивости его натуры, складывающейся из социального и национального, нравственного и психологического. Одновременно с выявлением закономерностей борьбы на гигантском фронте сражений художник–философ, художик–психолог не уходил и от задачи показа борений индивидуальных страстей, чувств и стремлений человеческих.
Этот же прием нелинейного изображения использован драматургом и при создании образов отрицательных персонажей: поначалу неприметного, мстительного Фаюнина, стеснительно–угодливого Кокорышкина, мгновенно меняющего личину при смене власти, целой галереи фашистских головорезов. Верность правде делает образы жизненными даже в том случае, если они предстают в сатирическом, гротескном освещении.
Сценическая история произведений Леонова периода Великой Отечественной войны (кроме «Нашествия» широкой известностью пользовалась и драма « Ленушка», 1943), обошедших все основные театры страны, лишний раз подтверждает несправедливость упреков отдельных критиков, писавших о недоходчивости, камерности леоновских пьес, о переусложненности образов и языка. При театральном воплощении леоновских пьес учитывалась их особая драматургическая природа. Так, при постановке «Нашествия» в Московском Малом театре (1942) И.Судаков сначала основной фигурой видел Федора Таланова, но в ходе репетиций акценты постепенно смещались и в центре стали мать Федора, его няня Демидьевна как олицетворение русской матери. В театре им.Моссовета режиссер Ю. Завадский трактовал спектакль как психологическую драму, драму незаурядного человека Федора Таланова.

8. Пути развития поэмы 50-60-х гг. (на примере 1-2-х произведений).

Поэмы 2-й пол. 50-60-х гг. проникнуты пафосом постижения историч. и социальных истоков событий и характеров (цикл поэм В. Луговского «Середина века», «Стена» Ю. Марцинкявичюса, «Оза» А. Вознесенского). Многообразие и несходство жанровых разновидностей П. отразилось в разноречивых суждениях о П. в лит. дискуссии, посвященной этому жанру.

Новый этап в развитии страны и литературы - 50-е-60-е годы - ознаменовался в поэмном творчестве Твардовского дальнейшим продвижением в сфере лирического эпоса - лирической эпопеи «За далью - даль», сатирической поэмы-сказки «Теркин на том свете» и лирико-трагедийной поэмы-цикла «По праву памяти». Каждое из этих произведений по-своему явилось новым словом о судьбах времени, страны, народа, человека.Вместе они представляют собой живую и целостную, динамическую художественную систему. Так, ряд тем и мотивов «Василия Теркина» становятся «сквозными», отзываются в последующих произведениях: например, сама тема войны, жизни и смерти по-своему звучит в поэмах «За далью - даль», «Теркине на том свете». То же относится к теме семьи, родной Смоленщины, образу «друга детства» и военных лет, мотивам «памяти». Все это, являясь компонентами поэтического мира художника, свидетельствует о его единстве и цельности.

Твардовский работает над сатирической поэмой-сказкой «Теркин на том свете» (1954-1963), изобразившей «косность, бюрократизм, формализм» нашей жизни. По словам автора, «поэма «Теркин на том свете» не является продолжением «Василия Теркина», а лишь обращается к образу героя «Книги про бойца» для решения особых задач сатирико-публицистического жанра».

В основу произведения Твардовский положил условно-фантастический сюжет. Герой его поэмы военных лет, живой и не унывающий ни при каких обстоятельствах Василий Теркин оказывается теперь в мире мертвых, призрачном царстве теней. Подвергается осмеянию все враждебное человеку, несовместимое с живой жизнью. Вся обстановка фантастических учреждений на «том свете» подчеркивает бездушие, бесчеловечность, лицемерие и фальшь, произрастающие в условиях тоталитарного режима, административно-командной системы.

Вначале, попав в «загробное царство», очень уж напоминающее нашу земную реальность целым рядом узнаваемых бытовых деталей, Теркин вообще не различает людей. С ним разговаривают, на него смотрят казенные и безликие канцелярские, бюрократические «столы» («Учетный стол», «Стол Проверки», «Стол Медсанобработки» и пр.), лишенные даже малейшего признака участия и понимания. И в дальнейшем перед ним вереницей проходят мертвецы - «с виду как бы люди», под стать которым вся структура «загробного царства»: «Система», «Сеть», «Органы» и их производные - «Комитет по делам / Перестройки Вечной», «Преисподнее бюро», «Гробгазета» и т.п.
Перед нами возникает целый реестр мнимых, абсурдных, лишенных содержания предметов и явлений: «душ безводный», «табак без дыма», «паек загробный» («Обозначено в меню, / А в натуре нету»)... Показательны характеристики:,Кандидат потусторонних / Или доктор прах-наук», «Надпись: «Пламенный оратор» - /И мочалка изо рта». Через все это царство мертвых и бездушных солдата ведет «сила жизни». В герое Твардовского, символизирующем жизненные силы народа, попавшем в столь необычную обстановку и подвергшемся нелегким испытаниям, возобладали присущие ему живые человеческие качества, и он возвращается в этот мир, чтобы бороться за правду.
Сам Твардовский вел непримиримую борьбу с наиболее мрачным, мертвящим наследием сталинщины, с духом слепого подчинения, косности и доведенного до абсурда бюрократизма. И делал это с позиций утверждения жизни, правды, человечности, высокого нравственного идеала. В сочетании фантастического сюжета и реалистически-бытовых деталей в изображении загробного мира реализовался творческий принцип автора: «С доброй выдумкою рядом / Правда в целости жива...»

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ «Теркин на том свете» Тёркин на том свете Убитый в бою Теркин является на тот свет. Там чисто, похоже на метро. Комендант приказывает Теркину оформляться. Учетный стол, стол проверки, кромешный стол. У Теркина требуют аттестат, требуют фотокарточку, справку от врача. Теркин проходит медсанобработку. Всюду указатели, надписи, таблицы. Жалоб тут не принимают. Редактор «Гробгазеты» не хочет даже слушать Теркина. Коек не хватает, пить не дают...Теркин встречает фронтового товарища. Но тот как будто не рад встрече. Он объясняет Теркину: иных миров два - наш и буржуазный. И наш тот свет - «лучший и передовой». Товарищ показывает Теркину Военный отдел, Гражданский. Здесь никто ничего не делает, а только руководят и учитывают. Режутся в домино. «Некие члены» обсуждают проект романа. Тут же - «пламенный оратор». Теркин удивляется: зачем все это нужно? «Номенклатура», - объясняет друг. Друг показывает Особый отдел: здесь погибшие в Магадане, Воркуте, на Колыме... Управляет этим отделом сам кремлевский вождь. Он еще жив, но в то же время «с ними и с нами», потому что «при жизни сам себе памятники ставит». Товарищ говорит, что Теркин может получить медаль, которой награжден посмертно. Обещает показать Теркину Стереотрубу: это только «для загробактива». В нее виден соседний, буржуазный тот свет. Друзья угощают друг друга табаком. Теркин - настоящим, а друг - загробным, бездымным. Теркин все вспоминает о земле. Вдруг слышен звук сирены. Это значит - ЧП: на тот свет просочился живой. Его нужно поместить в «зал ожидания», чтобы он стал «полноценным мертвяком». Друг подозревает Теркина и говорит, что должен доложить начальству. Иначе его могут сослать в штрафбат. Он уговаривает Теркина отказаться от желания жить. А Теркин думает, как бы вернуться в мир живых. Товарищ объясняет: поезда везут людей только туда, но не обратно. Теркин догадывается, что обратно идут порожняки. Друг не хочет бежать с ним: дескать, на земле он мог бы и не попасть в номенклатуру. Теркин прыгает на подножку порожняка, его не замечают... Но в какой-то миг исчезли и подножка, и состав. А дорога еще далека. Тьма, Теркин идет на ощупь. Перед ним проходят все ужасы войны. Вот он уже на самой границе....И тут он слышит сквозь сон: «Редкий случай в медицине». Он в госпитале, над ним - врач. За стенами - война...Наука дивится Теркину и заключает: «Жить ему еще сто лет!»

После завершения и публикации «Теркина на том свете» Твардовский задумывает, а в последние годы жизни пишет лирическую поэму-цикл «По праву памяти» (1966-1969) - произведение трагедийного звучания. Это социальное и лирико-философское раздумье о непростых путях истории, о судьбах отдельной личности, о драматической судьбе своей семьи: отца, матери, братьев. Будучи глубоко личностной, исповедальной, «По праву памяти» вместе с тем выражает народную точку зрения на сложные, трагические явления прошлого.
Поэма Твардовского так и не смогла быть опубликована при его жизни. Она появилась в печати лишь спустя десятилетия - в 1987 г. И причиной тому было стремление автора к бескомпромиссной правде, как он ее понимал, - воскрешающей «живую быль» и неотпускающую боль трагических событий нашей истории.

«По праву памяти» - это осмысление поэтом опыта всей прожитой жизни, в которой отразились тяжелые противоречия времени. Сам мотив поиска правды, как истины и справедливости, сквозной в поэме - от обращения к себе во вступительных строках: «Перед лицом ушедших былей / Не вправе ты кривить душой» - и до завершающих слов о целительном настое «правды сущей», добытой ценой жестокого опыта.
В поэме развиваются и углубляются мотивы, прозвучавшие в книге «За далью - даль» (тема репрессий в главах «Друг детства», «Так это было»), но здесь они приобретают более личностный характер. Ведь все это поистине выстрадано поэтом, поскольку речь идет о судьбе его семьи и его собственной судьбе.

Каково было отцу поэта - честному крестьянину-труженику, зарабатывавшему хлеб собственными, в сплошных мозолях, руками, вынести жестокий и несправедливый, как говорит поэт, «слепой и дикий / Для круглой цифры приговор», по которому он с семьей оказался «в тех краях, где виснул иней / С барачных стен и потолка...» Лицемерие слов «Сын за отца не отвечает», как бы невзначай оброненных «судеб вершителем земным» - Сталиным, лишь подчеркивает и усугубляет вину не только его, но и тех его наследников, кто - «Забыть, забыть велят безмолвно, / Хотят в забвенье утопить / Живую быль».
А эта «живая быль» состоит в том, что слова «отца народов» оборачивались требованием нарушить основные библейские заповеди. «Здесь Твардовский иногда текстуально точен. В Библии сказано: почитай отца своего и мать свою. В тексте поэмы: «Оставь отца и мать свою». Далее. Не произноси ложного свидетельства на ближнего своего - «лжесвидетельствуй», не убий - «зверствуй», не сотвори себе кумира - «иди за мной». Глас отца народов звучит в поэме как проповедь, но проповедь - Сатаны».
Мучительная и горькая память о жестокой эпохе, об ужасах и преступлениях времен сталинщины, правда о продолжающих и покрывающих ее, полных лжи и показухи брежневских временах - пронизывает последнюю поэму Твардовского. Это по-своему итоговое и в чем-то ключевое произведение для всего его творчества, в том числе и особенно - поэмного.

В жанрово-тематическом плане - это лирико-философское раздумье, «дорожный дневник», с ослабленной сюжетностью. Действующие лица поэмы - необъятная Советская страна, её люди, стремительный разворот их дел и свершений. Текст поэмы содержит шутливое признание автора - пассажира поезда «Москва-Владивосток». Три дали прозревает художник: неоглядность географических просторов России; историческую даль как преемственность поколений и осознание неразрывной связи времен и судеб, наконец, бездонность нравственных запасников души лирического героя.
Поэма «По праву памяти» мыслилась первоначально автором как одна из «дополнительных» глав к поэме «За далью - даль», приобрела в ходе работы самостоятельный характер. Хотя «По праву памяти» не имеет в подзаголовке жанрового обозначения, а сам поэт, верный понятиям литературной скромности, называл порой это произведение стихотворным «циклом», вполне очевидно, что это лирическая поэма, последняя крупная работа автора «Василия Теркина». Она была закончена и самим поэтом подготовлена к печати за два года до его кончины. Во вступлении Твардовский заявляет, что это откровенные строки, исповедь души: Перед лицом, ушедших былей Не вправе ты кривить душой, - Ведь эти были оплатили Мы платой самою большой… Поэма композиционно распадается на три части. В первой части поэт с теплым чувством, немного иронично вспоминает свои юношеские мечты и планы. И где, кому из нас придется, В каком году, в каком краю За петушиной той хрипотцей Расслышать молодость свою. Мечты эти чистые и высокие: жить и трудиться на благо Родины. А если понадобится, то и жизнь свою отдать за нее. Красивые юношеские мечты. Поэт с легкой горечью вспоминает то наивное время и юнцов, которые и помыслить не могли, сколько тяжких и суровых испытаний готовит им судьба: Готовы были мы к походу Что проще может быть: Любить родную землю-мать, Чтоб за нее в огонь и в воду. А если - То и жизнь отдать… Лишь от себя теперь добавим. Что проще - да. Но что сложней? Вторая глава «Сын за отца не отвечает» самая трагичная и в поэме, да и во всем творчестве. Незаконно раскулаченная семья Твардовских была сослана в Сибирь. В России остался только Александр Трифонович из-за того, что жил отдельно от семьи в Смоленске. Облегчить участь сосланных он не мог. Фактически он отказался от семьи. Это мучало поэта всю жизнь. Эта незаживающая рана Твардовского вылилась в поэму «По праву памяти». Конец твоим лихим невзгодам, Держись бодрей, не прячь лица. Благодари отца народов. Что он простил тебе отца. Тяжелое время, в котором не могут разобраться философы вот уже пятьдесят лет спустя. А что же говорить о юноше, свято верящем в официальную пропаганду и идеологию. Двойственность ситуации нашла свое отражение и в поэме. Да, он умел без оговорок, Внезапно - как уж припечет - Любой своих просчетов ворох Перенести на чей-то счет: На чье-то вражье искаженье Того, что возвещал завет. На чье-то головокруженье От им предсказанных побед. Поэт стремится осмыслить ход истории. Понять, в чем была вина репрессированных народов. Кто допустил такое положение вещей, когда один решал судьбы народов. И все были виновны перед ним уже в том, что были живы. В третьей главе поэмы Твардовский утверждает право человека на память. Мы не вправе забывать ничего. Пока мы помним, «живы» наши предки, их дела и подвиги. Память - это привилегия человека, и он не может добровольно отказаться от Божьего дара в угоду кому бы то ни было. Поэт утверждает: Кто прячет прошлое ревниво, Тот вряд ли с будущим в ладу… Эта поэма - своеобразное покаяние Твардовского за свои юношеские поступки, ошибки. Все мы совершаем ошибки в молодости, порой роковые, а вот поэм это в нас не рождает. У большого поэта даже горе и слезы выливаются в гениальные стихи. А вы, что ныне норовите Вернуть былую благодать, Так вы уж Сталина зовите - Он Богом был - Он может встать.

Цель урока: дать обзор поэзии времен Великой Отечественной.войны; показать, что поэзия, как самый оперативный жанр, соединяла высокие патриотические чувства с глубоко личными переживаниями лирического героя.

Оборудование урока: записи песен военных лет, поэтические сборники, портреты поэтов, иллюстрации, презентация учащихся по теме урока.

Методические приемы: лекция с элементами беседы, чтение и анализ стихотворений, постановка вопросов.

Ход урока

Лекция учителя.

Литература Великой Отечественной войны начала складываться задолго до ее начала. Ощущение надвигающейся “грозы” породило так называемую “оборонную” литературу. В 30-е годы проблематика, выбор героев носили классовый характер. Советский Союз представлялся пропагандой и официальной литературой как могучий оплот социализма, готовый дать решительный отпор капиталистическому окружению. Песни предвоенных лет демонстрировали мощь государства: “Кипучая, могучая, никем непобедимая”, “И врага мы на вражьей земле победим малой кровью могучим ударом”; кинофильмы показывали, как лихо побеждает Красная Армия недалеких и слабых противников (“Если завтра война”). Аналогичные настроения отличали повесть Николая Шпанова “Первый удар” и роман Петра Павленко “На Востоке”, вышедшие огромными тиражами. Эти пропагандистские произведения отражали сталинскую военно-политическую доктрину, которая в результате поставила армию и страну на край гибели.

Противоположный этому подход к отражению предвоенных событий не мог рассчитывать на широкую аудиторию. Те, кто прошел войну в Испании, конфликты у озера Хасан и на Халхин-Голе, финскую кампанию, понимали истинное положение вещей. Монгольские стихи Константина Симонова, стихи Алексея Суркова, Александра Твардовского показывают войну тяжелым и опасным делом.

Поэзия была самым оперативным, самым популярным жанром военных лет. Именно поэзия выразила потребность людей в правде, без которой невозможно чувство ответственности за свою страну.

В апреле 1941 года Павел Коган, молодой талантливый поэт, погибший на войне в 1942, написал:

Нам лечь, где лечь,
И там не встать, где лечь.
И, задохнувшись “Интернационалом”,
Упасть лицом на высохшие травы.
И уж не встать, и не попасть в анналы,
И даже близким славы не сыскать.

Это восемнадцатилетнему Павлу Когану принадлежат знаменитые строки: “Я с детства не любил овал! // Я с детства угол рисовал!” (1936). Известная всем, ставшая народной песней романтиков “Бригантина” (“Надоело говорить и спорить, // И любить усталые глаза...”) – тоже его (1937 год). В этом же 1937 году им написано тревожное стихотворение “Звезда”.

(Стихотворения читают ученики):

Светлая моя звезда,
Боль моя старинная.
Гарь приносят поезда
Дальнюю, полынную.
От чужих твоих степей,
Где теперь начало
Всех начал моих и дней
И тоски причалы
Сколько писем нес сентябрь,
Сколько ярких писем...
Ладно – раньше, но хотяб
Сейчас поторопиться.
В поле темень, в поле жуть –
Осень над Россией.
Понимаюсь. Подхожу
К окнам темно-синим.
Темень. Глухо. Темень. Тишь.
Старая тревога.
Научи меня нести
Мужество в дороге.
Научи меня всегда
Цель видать сквозь дали.
Утоли, моя звезда,
Все мои печали.
Темень. Глухо.
Поезда
Гарь несут полынную.
Родина моя. Звезда.
Боль моя старинная.

Молодые поэты ушли на войну, многие из них не вернулись. Остались талантливые стихи, обещания яркой творческой жизни, которая оборвалась на фронте.

Уже на третий день войны была создана песня, ставшая символом единства народа в борьбе с врагом, – "Священная война" на стихи Василия Лебедева-Кумача

(Отрывок из песни прослушать в записи.)

Почему эта песня стала легендарной?

(Эта песня пробудила дух патриотизма, ее торжественные, исполненные энергии слова и музыка поднимали народ на защиту родины, война названа “народной” и “священной”, песня призывала каждого к ответственности за судьбу страны.)

Почему поэзия оказалась необходима людям – и тем, кто был на фронте, и тем, кто работал в тылу?

Поэзия обращалась к душе каждого человека, передавала его мысли, чувства, переживания, страдания, вселяла веру и надежду. Поэзия не боялась правды, даже горькой и жестокой.

В стихотворении Владислава Занадворова (1914–1942), геолога и поэта, погибшего под Сталинградом, – неприкрашенная война:

Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Это даже не смерть и отвага. Она
В каждой капле находит свое выраженье.
Это – изо дня в день лишь блиндажный песок
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Это – боль головная, что ломит висок;
Это – юность моя, что в окопах истлела;
Это – грязных, разбитых дорог колеи;
Бесприютные звезды окопных ночевок;
Это – кровью омытые письма мои,
Что написаны криво на ложе винтовок;
Это – в жизни короткой последний рассвет
Над разрытой землей. И лишь как завершенье –
Под разрывы снарядов, под вспышки гранат –
Беззаветная гибель на поле сраженья.
1942

Из письма

Когда я вижу, как убитый
Сосед мой падает в бою,
Я помню не его обиды,
Я помню про его семью.
Мне представляется невольно
Его обманчивый уют.
Он мертв уже. Ему не больно,
А их еще...письмом убьют!
1942

Связь с домом, уверенность, что ты защищаешь свою семью, что тебя ждут, давала силы воевать и верить в победу. Популярным было стихотворение К. Симонова “Жди меня”

(Прослушать стихотворение в записи.)

Это стихотворение переписывали, знали наизусть.

В чем сила этого стихотворения?

Стихотворение звучит как заклинание, как молитва. Такое ощущение создается настойчивым повторением слов “жди меня”, “жди”.

Константин Симонов (1915–1979) к началу войны был уже признанным поэтом и известным военным корреспондентом, прошел Халхин-Гол. Всю войну работал корреспондентом газеты “Красная звезда”, переезжал с фронта на фронт, знал войну “изнутри”. Сильное впечатление произвело на читателей стихотворение 1941 года, посвященное другу Симонова, поэту Алексею Суркову “Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины”

(Прослушать в записи.)

Почему это стихотворение так затронуло души? Каким чувством оно проникнуто?

Стихотворение передает боль, горечь, стыд бойцов, вынужденных отступать. И здесь звучит лейтмотив: “Мы вас подождем”. “Усталые женщины”, “деревни, деревни, деревни с погостами” – родные, оставляемые в беде, родные, которые молятся “за в бога не верящих внуков своих”. И хотя стихотворение об отступлении, вера в то, что это не навсегда, очень сильна, невозможно оставить на растерзание врагам родную землю.

Досада, злость, яростное желание отмщения в стихотворении Симонова “Убей!”. По прошествии лет мы можем ужаснуться такому постоянно повторяющемуся призыву, но без этой жажды отомстить возможна ли была победа?

Образ России в ее единстве – в лирических стихотворениях, в песнях на стихи Михаила Исаковского: “Катюша”, написанная еще в 30-е годы и по-новому зазвучавшая в годы войны, “До свиданья, города и хаты”, “Ох, туманы мои, растуманы”, “В лесу прифронтовом”, “Огонек”

(Прослушать в записи на выбор.)

Поэт передал всеобщее чувство – желание сберечь родную землю, свое гнездо. Это чувство обыкновенного человека, понятное всем и близкое каждому.

Это чувство объединяло разных людей, разных поэтов, независимо от их отношений с властями. Главным было стремление сохранить и охранить Родину. Вспомним стихотворение Анны Ахматовой “Мужество”, в котором символом родины выступает “русская речь, великое русское слово”.

У Ольги Берггольц, так же, как у Анны Ахматовой, был свой счет к советской власти, принесшей ей много горя: “проработки”, “исключения”, тюрьму. В голодном блокадном Ленинграде Берггольц страшной зимой 1942 года писала свой “Февральский дневник”:

Был день как день.
Ко мне пришла подруга,
не плача, рассказала, что вчера
единственного схоронила друга,
и мы молчали с нею до утра.
Какие ж я могла найти слова,
я тоже ленинградская вдова.

Как чувства выражены в этих строках?

Берггольц пишет скупо, короткими предложениями, внешне не выражая бурных эмоций. Именно потому, что так просто написано о страшном, становятся понятными чувства, как будто замерзшие, замершие в душе.

Но тот, кто не жил с нами, – не поверит,
что в сотни раз почетней и трудней
в блокаде, в окруженье палачей
не превратиться в оборотня, в зверя...
Я никогда героем не была.
Не жаждала ни славы, ни награды.
Дыша одним дыханьем с Ленинградом,
я не геройствовала, а жила.

(Презентация по теме урока) /Приложение 1 /

Война изображается не как подвиг, не как геройство, а как проверка на человечность, просто как жизнь, пусть неимоверно тяжелая.

Поэзия военных лет уловила самую суть развернувшейся войны: “Бой идет святой и правый, // Смертный бой не ради славы, // Ради жизни на земле” (А. Твардовский).

ВОЕННАЯ ТЕМА В ПРОЗЕ 1940 – 1990-х ГОДОВ

Литературоведческая терминология, порожденная условиями идеологической цензуры советского периода, подчас удивляет своей загадочностью. В простых, доступных здравому смыслу терминах обнаруживается вдруг неожиданный оттенок, который и определяет их содержание. Что такое «военная проза»? Казалось бы, ответ очевиден: романы, повести и рассказы о войне. Однако к семидесятым годам ХХ столетия в советском литературоведении термин «военная проза» устоялся в качестве синонима «идеологически приемлемых» литературных произведений о Великой Отечественной войне. Беллетристическое запечатление гражданской войны 1918 – 1920 гг. относилось к рубрике «историко-революционная проза», куда все же не мог быть безоговорочно причислен, к примеру, роман о Великой Французской революции (революция у нас одна!), хотя о Парижской Коммуне 1871 г. – вполне, при условии соответствия заданному идеологическому вектору.

Для Главлита (советского цензурного ведомства) в условиях перманентной «борьбы за мир» не существовало войн, кроме Великой Отечественной, поэтому советским писателям запрещалось писать о «военных действиях локального масштаба» в Корее, Вьетнаме, Анголе и т. д., в которых участвовали, совершали подвиги и гибли советские люди. О финской кампании 1940 г. допускалось упоминание вскользь (как, например, у А. Твардовского в стихотворении «Две строчки»: «На той войне незнаменитой») и в нескольких словах: зачем о неприятном? Тем более не следовало расходовать чернила на «чужие» войны, ирано-иракскую, например, хотя бы потому, что о ней «инженеры человеческих душ» в условиях «железного занавеса» не могли получить внятной информации.

Таким образом, многоаспектная действительность была упрощена и представлена самым масштабным явлением – Великой Отечественной войной, которую по идеологическим соображениям не рекомендовалось называть второй мировой: это было по-западноевропейски, по-американски и попахивало космополитизмом, а кроме того, означало признание вступления СССР в войну с 1939 г. и явно не с оборонительными целями.

В советской литературе к сороковым годам XX века сформировалась достаточно прочная традиция воспроизведения как больших, так и малых войн. Не удаляясь в глубь столетий, к сокровищам фольклора и древнерусской литературы (былины, «Слово о полку Игореве», «Задонщина» и т. д.), а также к литературе XVIII века (военно-патриотические оды М. В. Ломоносова, Г. Р. Державина и др.), несомненно, сохраняющим свое значение для последующего литературного развития (концепты мужества, героизма, патриотизма, непримиримости к врагам земли русской – отсюда), обратимся к классике позапрошлого столетия. Разумеется, самый значимый автор здесь – Лев Толстой. Он писал о Крымской войне 1853 – 1856 гг. («Севастопольские рассказы»), о Кавказской войне 1817 – 1864 гг. («Набег», «Рубка леса», «Казаки», «Хаджи-Мурат» и др.) и, конечно, об Отечественной войне 1812 г. («Война и мир»). Интересно, что бы из этого внушительного творческого наследия устояло и с какими потерями, попади оно в распоряжение цензуры столь же суровой, как советская?

Творчество Л. Н. Толстого оказало наиболее сильное влияние на русскую «военную прозу» второй половины XX века. В иных исторических условиях толстовские эпические традиции воплотили К. Симонов, Ю. Бондарев, В. Гроссман, Г. Владимов, В. Карпов и многие другие авторы. Почти всегда влияние классика было благотворным и никогда не становилось разрушающим. Конечно, никто не превзошел Толстого, но ориентация на высокие образцы его прозы оказывала мобилизующее воздействие на писателей.

Другая ветвь традиции, незаметно просуществовавшая длительное время и обнаружившая свою актуальность для советской «военной прозы», взращена Всеволодом Гаршиным. «Жестокий реализм» (натурализм) его рассказов о русско-турецкой войне 1877 – 1878 гг. («Четыре дня», 1877 г.; «Трус», 1879 г.; «Из воспоминаний рядового Иванова», 1882 г.) приобрел последователей среди авторов «окопной» («лейтенантской») и документальной прозы (В. Некрасов, Ю. Бондарев, Г. Бакланов, В. Быков, К. Воробьев, В. Кондратьев, А. Адамович, Д. Гранин, Я. Брыль, В. Колесник и др.).

В гораздо меньшей степени, на наш взгляд, ощутимо воздействие на советскую «военную прозу» произведений о гражданской войне. Здесь восприятие традиции не носило системного характера: слишком разными были войны – между своими и против иноземцев.

Изображение военных коллизий в творчестве отдельных писателей (В. Быков, К. Воробьев, В. Кондратьев и др.) отмечено печатью родства с философией и литературой экзистенциализма, а также с близкой этой традиции прозой Ремарка.

Идеологические инстанции той эпохи не могли пускать дело восприятия литературной традиции на творческий самотек. Все, что не принадлежало к социалистическому реализму или, в крайнем случае, к реализму, как правило, оставалось вне советской литературы. Допускался жизнеутверждающий и народный юмор, зато сатира и гротеск, сих неудобной амбивалентной природой, не одобрялись. Опасность обнаружить генетическое родство советского и германского тоталитаризма вынуждала авторов, во избежание нежелательных ассоциаций, изображать врагов либо безликой анонимной массой, либо схематично-карикатурными персонажами, как в шолоховской «Судьбе человека» (Мюллер) или «Семнадцати мгновениях весны» Ю. Семенова (снова Мюллер и прочие).

В СССР существовала система военно-патриотического воспитания, и литература о Великой Отечественной войне занимала в ней одно из ведущих мест. За заслуги в этой области военные писатели поощрялись Сталинскими (в частности, К. Симонов – семикратно), а начиная с хрущевской «оттепели» – Ленинскими и Государственными премиями. Произведения-лауреаты непременно экранизировались (причины, видимо, – недоверие власти к читательской активности «самого читающего в мире» народа плюс огромный пропагандистский потенциал кино как «важнейшего из искусств»).

Краеугольным камнем советской пропаганды было постоянное подчеркивание руководящей и направляющей роли коммунистической партии. Характерна в этом отношении история создания романа «Молодая гвардия». Если в редакции 1945 г. А. Фадеев не смел написать о существовании в Краснодоне еще одного – некомсомольского – антифашистского подполья, то в новой версии романа (1951 г.) к этому умолчанию прибавляется идеологически обусловленное лукавство: автор утверждает, что создателями и руководителями организации молодогвардейцев были коммунисты. Тем самым Фадеев отказывает своим любимым героям в важной инициативе. Уникальная эта книга послужила основанием для уголовного преследования, нередко необоснованного, реальных людей, ставших прототипами отрицательных персонажей романа.

И все же, если относиться к «Молодой гвардии» как к произведению русской литературы, то следует отметить, что до сегодняшнего дня этот роман не утратил своей актуальности, в том числе и педагогической. Героизм на положительной нравственной основе является важным компонентом содержания «Молодой гвардии», составляет суть характеров Олега Кошевого, Ульяны Громовой и их товарищей. Художественное мастерство Фадеева позволило ему психологически достоверно изобразить молодогвардейцев:имверишь,их духовная высота и чистота несомненны. И не следует уклоняться от правды о том, за какую страну и какие идеалы шли на смерть краснодонские комсомольцы. Они погибли за Родину, и подвигих – на все времена: и потому, что мы живем в стране, которую защитили и спасли они и такие, как они, и потому, что мы вправе восхищатьсяими, как люди всегда восхищаются героями минувших эпох. Отрицание же этой книги в наши дни нелепо: очевидны ее недостатки, но несомненны и достоинства. Тем более что литература постсоветского периода мало интересуется молодежными проблемами, а массовая культура препарирует их под коммерческим углом зрения.

«Военную прозу» советского времени терзали противоречия. Тенденции высказывания «всей правды» противостоял пресловутый «социальный заказ». Вот любопытный пример действия «соцзаказа» (в «Молодой гвардии» это происходило нагляднее и проще). В годы хрущевского правления после робкого разоблачения некоторых преступлений сталинской репрессивной машины имидж «органов» и работающих вних«чекистов» изрядно поблек, и литература не могла устраниться от неотложной задачи его реанимации. За милицию и ее честный облик заступился многоопытный Сергей Михалков, создавший незабываемый образ дяди Степы. Сложнее обстояло дело с КГБ, и здесь опора делалась на военный материал, что гарантировало чистоту эксперимента: именно в условиях войны, в борьбе с внешним врагом, а не с собственным народом, можно было обнаружить примеры мужества и беззаветного служения Отчизне наследников Дзержинского. В романе В. Кожевникова «Щит и меч» (1965 г.) главный герой Александр Белов (образ собирательный, тем не менее созвучие А. Белов – Абель, фамилии, принадлежавшей легендарному разведчику, довольно прозрачно) предстает в облике советского Джеймса Бонда: он феноменально скромен, аскетичен, самоотвержен, абсолютно непобедим и уязвим лишь после того, как успешно выполняет последнее задание. По этой же модели Ю. Семеновым несколько позже был создан образ Исаева-Штирлица.

Вместе с тем не следует относиться к идеологической составляющей советской системы исключительно негативно. В тогдашних непростых условиях литература все же высказала главную правду о Великой Отечественной войне, и нередко эта правда совпадала с идеологическими требованиями власти. Например, «Повесть о настоящем человеке» (1946 г.) Б. Полевого воплотила тему индивидуального подвига и в этом смысле полностью соответствовала «соцзаказу». Однако было бы по крайней мере странным требовать от автора некой идеологической «оппозиционности» либо «нейтральности». Ведь описание подвига Алексея Маресьева (в повести его фамилия звучит как Мересьев) – не просто гимн человеческим возможностям. Не стоит забывать о мотивации подвига. Прославленный летчик сначала выживал, а потом преодолевал свою инвалидность прежде всего во имя патриотических ценностей, которые, что ни говори, были советскими.

В том же 1946 г. вышла в свет книга Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда». Будни войны, перенесенные на страницы этой повести, впечатляюще передают напряжение каждодневного подвига. Применительно к этой книге можно всерьез ставить вопрос о ее соответствии правде войны не только потому, что автор – лейтенант из сталинградских окопов, но и потому, что повесть содержит, пожалуй, лишь одно значимое фактическое умолчание: в ней не говорится о приказе № 227, получившем официальную огласку лишь в конце 1980-х гг., и о создании на его основании заградительных отрядов и штрафных подразделений, которые отправлялись на передовую, в самые опасные места сражений (первое произведение, посвященное «штрафникам», – «Гу-га» Мориса Симашко – опубликовано в 1987 г.).

И все же определенные перекосы в подходе к правде о Великой Отечественной войне были. Военная цензура с самого начала подвергла сомнению диалектику ратного труда, негласно отменив по отношению к советскому воину неприятные стороны инстинкта самосохранения. В итоге советская литература ориентировалась на воспевание перманентного подвига. Эта часть правды о войне совпадала с постулатом социалистического реализма «героическая личность в героических обстоятельствах». Толстовская мысль о том, что война есть убийство и затея убийц, для советской «военной прозы», не будь в ней таких авторов, как В. Некрасов, оставалась бы ветшающим частным мнением «зеркала русской революции».

Для русской литературы XX века повесть «В окопах Сталинграда» – книга, открывшая новый жанрово-тематический раздел: «окопную», или «лейтенантскую», прозу. Удачным было время появления повести на свет: она вышла по следам горячих событий, когда еще не успел сформироваться ритуал советской «военной прозы», когда еще были живы многие вчерашние окопники. И автор – не профессиональный писатель, даже не журналист, а боевой офицер. Упоминание имени Сталина в названии и в тексте произведения сыграло по странной противоречивости советского литературного бытия позитивную роль: защищенная Сталинской премией, повесть создала прецедент для появления в печати книг В. Быкова, К. Воробьева, Ю. Бондарева, Г. Бакланова, В. Кондратьева и других писателей-«окопников».

Однако поначалу на повесть Виктора Некрасова обрушился шквал критики. Сразу пошли негативные отклики: «Правдивый рассказ <…>, но в нем нет широты»; «Взгляд из окопа»; «Дальше своего бруствера автор ничего не видит». Эта критика справедлива лишь внешне, глубинный смысл ее был в отвлечении читательского внимания от опасной правды и переносе его в зону фанфарного оптимизма, апогеем которого стала «штабная», или «генеральская», проза (для нее и готовилась почва). И «окопная», и «штабная» тенденции, если эти термины перенести на классическое произведение, органично переплетены в «Войне и мире». Но советские писатели нередко ограничивались одной из тенденций, тех же, кто решался на синтез, подстегивал эпопейный соблазн, речь о котором пойдет ниже.

Предтечей «штабной» прозы правомерно будет считать Леонида Леонова. В 1944 г. он публикует повесть «Взятие Великошумска», где война представлена явлением масштабным, увиденным глазами генерала, а не лейтенанта-окопника. Сопоставив стиль двух писателей, чьи произведения принадлежат к полярным тенденциям «военной прозы», мы быстро заметим разницу.

У В. Некрасова: «На войне никогда ничего не знаешь, кроме того, что у тебя под самым носом творится. Не стреляет в тебя немец – тебе кажется, что во всем мире тишь и гладь; начнет бомбить – и ты уже уверен, что весь фронт от Балтийского до Черного задвигался».

У Л. Леонова: «По живому проводу шоссе волна смятенья прокатилась на передовую, и тот момент, когда в армейском немецком штабе была произнесена фраза: «На коммуникациях русские танки», – надо считать решающим в исходе великошумской операции. Одновременно с этим корпус Литовченки с трех направлений схлестнул поле сражения, и третья танковая группа двигалась как раз той трассой, которую за сутки перед тем проложил Собольков… Одинокая размашистая колея двести третьей, изредка прерываемая очагами разгрома и опустошения, велаих теперь к победе. Похоже было – не один, а целая ватага сказочных великанов крушила германские тыловые становища и шла дальше, волоча по земле свои беспощадные палицы».

Разница видна и в отношении к героям: у В. Некрасова солдаты – работники, пахари войны, у Л. Леонова – былинные богатыри.

Добросовестный труженик литературной нивы, Леонид Леонов брался за перо, досконально изучив то, о чем собирался поведать миру. Тактика танкового боя и военно-технические детали во «Взятии Великошумска» воссозданы настолько дотошно, что заместитель командующего бронетанковыми и механизированными войсками в шутку предложил писателю «инженерно-танковое звание». Опыт тонкого и основательного художника был учтен, дополнен конъюнктурными соображениями, и возникшая в последующие десятилетия «штабная» («генеральская») проза стала авангардной частью официальной литературы (А. Чаковский, «Блокада», 1975 г. и «Победа», 1980 г.; И. Стаднюк, «Война», 1981 г.; В. Карпов, «Полководец» (другое название - «Маршал Жуков»), 1985 г. и др.).

Война сразу же изменила весь облик советской печати: Увеличивается количество военных газет. Уменьшается объём гражданской прессы. Более чем в 2 раза сократилось число даже центральных газет. Значительно сократилось число местных изданий. Перестали выходить многие центральные отраслевые газеты.

Кроме «Комсомольской правды» и ленинградской «Смены» были закрыты все комсомольские газеты, а республиканские, краевые и областные партийные газеты стали выходить пять раз в неделю на двух полосах.

С первых дней войны жанры публицистики, призванные раскрывать жизнь людей на фронте и в тылу, мир их духовных переживаний и чувств, их отношение к различным фактам войны, заняли прочное место на страницах периодической печати, передачах радио. Публицистика стала основной формой творчества крупнейших мастеров художественного слова.

Алексей Толстой, Николай Тихонов, Илья Эренбург, Михаил Шолохов, Константин Симонов, Борис Горбатов, Леонид Соболев, Всеволод Вишневский, Леонид Леонов, Мариэтта Шагинян, Алексей Сурков, Владимир Величко - публицисты этого времени.

Главная тема их произведений - тема Родины.

Тема Родины занимает главное место в публицистическом творчестве А.Толстого с первых дней войны. 27 июня 1941 в “Правде” появилась его первая военная статья “Что мы защищаем”. В ней автор противопоставил захватническим устремлениям фашистской Германии твердую уверенность советского народа в правоте своего дела, ибо он защищал свою Родину.

В творчестве А.Толстого - и художественном и публицистическом - тесно переплетаются две темы - Родины и внутреннего богатства национального характера русского человека.

За годы войны А.Толстой написал около 100 статей, текстов для выступлений на митингах и собраниях. Многие из них звучали по радио, публиковались в газетах.

23 июня 1941 - на второй день войны - началась публицистическая деятельность Ильи Эренбурга военного периода. Его статья “В первый день”, появившаяся в печати, несла с собой высокий гражданский пафос, стремление вселить в сознание людей непреклонную волю уничтожить фашистских захватчиков. Через два дня И.Эренбург по приглашению редакции “Красной звезды” пришел в газету и в тот же день написал статью “Гитлеровская ода”, которая была напечатана 26 июня. Его статьи и памфлеты публиковались также во многих центральных и фронтовых газетах.

Свою главную задачу он видел в воспитании у народа ненависти к захватчикам. Статьи И.Эренбурга “О ненависти”, “Оправдание ненависти”, “Киев”, “Одесса”, “Харьков” и другие обостряли чувство ненависти к врагу. Достигалось это за счет исключительной конкретности. Эренбург писал о фактах зверств захватчиков, приводил свидетельские показания, ссылки на секретные документу, приказы немецкого командования, личные записи убитых и пленных немцев За годы войны Эренбург написал около 1,5 тысяч памфлетов, статей, корреспонденций, вышли в свет четыре тома его памфлетов и статей под названием “Война”. Первый том, изданный в 1942, открывался циклом памфлетов “Бешеные волки”, в котором с исключительной разоблачительной силой созданы образы фашистских главарей - Гитлера, Геринга, Геббельса, Гимлера.

Значительное место в творчестве Эренбурга периода войны заняли статьи и корреспонденции для зарубежного читателя. Они передавались через Совинформбюро и телеграфные агентства в газеты Америки, Англии и других государств. Свыше 300 публикаций составили данный цикл. Все они затем вошли в книгу “Летопись мужества”.

К.Симонов был свидетелем многих решающих битва и писал о том, что лично видел. Конкретный адрес присутствует уже в заголовках материалов: “В Керченских каменломнях”, “Осада Тернополя”, “У берегов Румынии”, “На старой Смоленской дороге” и др.Результатом командировки в Феодосию, только что освобожденную советским десантом и яростно бомбардируемую вражеской авиацией, стал первый в творческой биографии Симонова рассказ “Третий адъютант.

Главное в публицистике периода войны заключалось в том, что она выражала силу духа и чаяния сражающегося народа. В публицистике военной поры особое место заняли очерки М.Шолохова “Наука ненависти”, “Гнусность”, его статьи “По пути к фронту”, “Люди Красной Армии”. Лейтмотивом их стала убежденность автора в том, что высоконравственная сила народа, его любовь к Отчизне окажут решающее воздействие на исход войны, приведут к победе..

Борис Горбатов, например, обратился к эпистолярной форме разговора с читателем. Его “Письма товарищу” несут в себе огромный заряд патриотизма. Они не только личностны, но и очень лиричны. Большинство из них были написаны, когда приходилось отступать, и линия фронта подошла к Москве. Первые четыре письма под общим заглавием “Родина” были опубликованы в сентябре 1941 в “Правде”. Перу Б.Горбатова принадлежат также очерки “Алексей Куликов, боец”, “После смерти”, “Власть”, “Из фронтового блокнота”, вошедшие в сборник “Рассказы о солдатской душе”, вышедший в 1943.

В конце войны создается большое количество путевых очерков. Их авторы Л.Славин, А.Малышко, Б.Полевой, П.Павленко и другие рассказывали о победных боях советских войск, освобождавших народы Европв от фашизма, писали о взятии Будапешта, Вены, о штурме Берлина.

С публицистическими и проблемными статьями в печати и на радио выступали партийные и государственные деятели: М.Калинин, А.Жданов, А.Щербаков, В.Карпинский, Д.Мануильский, Е.Ярославский.

Трудовой подвиг людей тыла запечатлен в публицистике Б.Агапова, Т.Тэсс, М.Шагинян. Проблемам обеспечения фронта и населения страны продовольствием посвящали свои очерки Е.Коненко, И.Рябов, А.Колосов.

Большой силой эмоционального воздействия обладала радиопублицистика. А.Гайдар, Л.Кассиль , П.Мануйлов, К.Паустовский, Е.Петров, Л.Соболев выступали по радио.

В годы войны заметное развитие получила фотопублицистика. Имена фотопублицистов “Правды”, “Известий”, “Красной звезды”, “Комсомольской правды” А.Устинова, М.Калашникова, Б.Кудоярова, Д.Бальтерманц, М.Бернштейн, В.Темина, П.Трошкина, Г.Хомзера, А.Капустянского, С.Лоскутова, Я.Халипа, И.Шагина встали в один ряд с именами публицистов пера и кинодокументалистов.

Усилиями опытных мастеров фотодела, литературы и графики с августа 1941 стал выпускаться литературно-художественный журнал “Фронтовая иллюстрация”. Почти одновременно стало выходить еще одно иллюстрированное издание - “Фотогазета”, с периодичностью шесть раз в месяц. “Фотогазета” выходила до Дня Победы.

Неизменно мощной силой в арсенале публицистики военной поры оставались сатирические жанры, юмористические издания . Сатирические материалы часто появлялись в центральной печати. Так, в “Правде” над ними трудился творческий коллектив, в который входили художники Кукрыниксы (М.Куприянов, П.Крылов, Н.Соколов) и поэт С.Маршак. На некоторых фронтах были созданы сатирические журналы: “Фронтовой юмор”, “Сквозняк” и другия.

Великая отечественная война – это период, когда в СССР замирают дискуссии о репортаже. Теория ж-ки в целом практически не развивается. На практике, напротив, происходит бурный расцвет репортажа. Материалы в этом жанре писали К. Симонов, В. Вишневский, Б. Полевой, Е. Воробьев, Б. Горбатов, Н. Погодин, Е. Габрилович и др. ж-ты.

Вся система советской прессы в 1941-1945 гг. была ориентирована на решение общих задач: поднятие народного духа и поднятие трудоспособности, укрепление веры в победу. В связи с новыми задачами и изменением структуры печати новая роль отводилась и репортажу. Таким образом, предметом отражения стал облик солдата, психология поведения.

Во время наступательных операций в прессе появлялись материалы, изображавшие картины военных сражений, действий армий и флотов в целом. В период, когда советские войска отступали, внимание прессы и радио было приковано к небольшим участкам фронта, к отдельным бойцам.

Татьяна Тэсс. Ее манера даже в информационных материалах близка к очерковой. “Завод в степи” (“Известия”, 20 декабря 1941 г.) о работе строителей в тылу морозной зимой дает очень четкую картину происходящего и, в то же время, простыми словами показывает героизм людей. “Эшелон двигался медленно, пропуская воинские составы; в вагонах плакали дети; нахохлившись, сидели жилистые, словно вырезанные из дерева старухи. На станциях люди выходили из вагонов, шли за кипятком, читали сводки…”.

Репортажем по форме – но не по методу – был и один из самых нашумевших материалов П . Лидова “Таня”. Он дает наглядную картину события (казни партизанки фашистами), но воспроизводит ее на основе документов и свидетельств очевидцев.